Высокотехнологичный счетчик банкнот. Детекция: по размеру, по оптической плотности, а так же ультрафиолетовая. СПЕЦИАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ!
ПодробнееПрекрасный дизайн кофе-машин Jura сочетается c надежностью и передовой электроникой. СПЕЦИАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ!
ПодробнееСкорее совершенствуйте свой бизнес с экологичным, а главное экономичным монитором Samsung. СПЕЦИАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ!
ПодробнееИ фотография может передать этические критерии. |
23-12-2023 |
Я думаю, в твоем случае это различение искусственно: ты же с самого начала говоришь, что снимаешь не предметы, а то, что видишь и понимаешь. А это зона, где «что» и «как» переходят друг в друга.
Да, грань провести сложно. Недавно со мною находился корреспондент, который, увидев мой материал, спросил: «А где ты вообще все это нашел?». Он находился рядом, но он этого не увидел. Он смотрит на мир по-другому, он не фиксирует те же вещи. Причем речь шла даже не о военных действиях – на этот раз я снимал неделю моды. Наверное, я предчувствовал какие-то ситуации, которые могут возникнуть, и они складывались для меня в кадры. Или же я видел ситуацию перед собою и использовал ее. Это определенное конструирование, это лавирование внутри ситуации, попытка чувствовать: «о-о-о, вот она точечка хорошая, ну-ка, как с нее всё сейчас раскроется, сколько с нее видно». Люди, которые наблюдают за тобою, все спрашивают: «Чего ты сидишь спишь?» Можно сидеть ждать час. Можно на одном месте ждать ситуации, которая даст сильный кадр. На показе царит хаос, композиция никак не складывается, так что приходится решать все через локальные моменты. Но и там тоже рождается некая истина человеческих отношений. Другая, отличная от той, что на войне, но тоже… довольно жесткая… И нужна интуиция, чтобы ее дождаться, ее снять.
Интуиция?
Да, она нужна во всем. Однажды была такая история. Я провел на одном месте с 7 до 10 утра. Там ходили люди, кучковались, было совершенно непонятно, что будет происходить. Мне было скучно и хотелось свалить оттуда. Подошел мой компаньон, пошли оттуда, смотрим американцы. «Сейчас через три минуты будет бомба». Они долбанули и промахнулись на триста метров, и бомба упала именно туда, где мы сидели. Интуиция ли это, или чувство, что то, куда ты лезешь, – опасно, что это не мирная, не спокойная среда.
Сложно ли тебе было работать в Чечне?
Было сложно с уровнями доступа. Меня поразила одна ситуация в Афганистане, уже после Чечни. В Чечне решают все на многих уровнях, в Афганистане, когда американцы появились, я подошел к церэушникам. Я спросил их, можно ли снимать. Они отвечают: «Мы не можем тебе запретить». Это другая культура, другое воспитание. В Чечне любой командир может запретить или разрешить в зависимости от своего настроения или оттого, как он понимает, что можно и что нельзя. Для американцев это вложено в стандарт – что они могут запрещать, а что нет. Часа через два работы они спросят тебя: «А ты кто?». Ты присутствуешь, и никто на тебя не реагирует – они видят, что ты профессионал. У нас же все время боятся, что мы снимем какое-то преступление или нарушение. Так не нарушайте!
Доводилось снимать преступления?
У меня была история в начале моей деятельности, в 1992 году, я шел после взятия Хаджа-лы. Азербайджанская армия разбежалась, и я попал в один отряд, никто не говорил, что он карательный, но он был карательный – он добивал раненых и уставших. Они добили одного раненого, обстреляли другой отряд, убили двоих, попали в засаду, убили еще одного человека. И мне запретили снимать, как они добивают людей. Нельзя снимать многое: в каких условиях находятся пленные, например, и т.д. Но в принципе, если ты с ними устанавливаешь контакт, они разрешают: чем выше степень доверия, тем больше гадости ты видишь и тем больше возможности работать.